Ты? Что за фигня?

На следующий день все повторяется, разве что слово в записке меняется: вместо «ты» «мое». А еще к букету добавляется подарок в виде двух билетов на балет, тоже, как я мечтала.

Через неделю моя комната напоминает оранжерею, последнюю вазу мы с Катькой использовали еще вчера, и букет можно поставить разве что в пластиковое ведерко. Помимо билетов, у меня сертификат в спа и на бесплатные уроки по дайвингу, которые я не собираюсь использовать.

– Красиво, – вдыхает подруга аромат пышных бутонов. – Может, подумаешь еще раз?

– Нет, – говорю строго, и она уходит к себе.

А я выуживаю среди стеблей новое послание, царапая пальцы об шипы. Отдергиваю руку и зализываю царапину, но прямоугольник открытки у меня в руках.

Хочу выбросить его. Правда, хочу. Но уже переворачиваю текстом вверх.

Желание

«Ты мое желание» – складываю я пазл и мои щеки вспыхивают от гнева.

Да как?.. Да как он вообще смеет?

Этот козел умудряется еще и напоминать мне о том, что читал мой дневник!

Я рву на мелкие кусочки все три записки, сбрасываю их в мусорку и иду делать домашнее задание. Но если бы так просто было порвать и выбросить воспоминания!

Омельчин со своим желанием не идет из головы. И чем больше я хочу о нем не думать, тем больше думаю.

Нет, я точно должна поставить точку.

Просто обязана!

Чтобы он мне больше не присылал ни цветов, ни записок

Поэтому я достаю номер Ника из черного списка, переименовываю его в «Один козел» и пишу ему первая.

Я: Еще пара букетов, и я смогу открыть цветочный магазин.

Один козел: А тебе нужен магазин?

Он отвечает почти сразу, и я даже не знаю, что думать: так совпало или он ждал? Я прикусываю губу и, тарабаня по экрану, быстро набираю:

Я: Мне ничего от тебя не нужно.

Один козел: Уверена?

Я: Я сказала тебе об этом в нашу последнюю встречу

Один козел: Ты сказала, что я был твоим важным желанием. Первая десятка в приоритете.

Какой догадливый!

Я: Было было и прошло. Поэтому и вырвала. Задолго до того, как ты решил залезть мне в трусы.

Один козел: Почему?

Я: Что почему?

Один козел: Почему ты вырвала лист с пятым желанием?

Я зависаю.

Надолго так. Потому что не собиралась рассказывать ему ничего такого. Но почему бы и нет? Если после этого Омельчин оставит меня в покое.

Я: Потому что поняла, что мы не созданы друг для друга.

Один козел: Это случилось после того, как я привез Илону к отцу?

Черт!

Вот этого в дневнике не было, но Ник попадает в яблочко, и мне становится не до шуток. И уже совсем не хочется соревноваться в остроумии.

Я реально устала думать о нем. Страдать по нему. Любить его тоже устала.

Я: Зачем тебе все это? Цветы? Подарки? Записки-ребусы?

Один козел: Потому что мне нужна ты.

Я: Мне ты не нужен.

Один козел: Я исправлю то, что сделал.

Я: Ничего не получится, Ник. Все, что ты можешь сделать для меня хорошего, это оставить в покое. Если я тебе действительно дорога, ты так и сделаешь!

Отправляю и выключаю телефон, а потом падаю на постель и сворачиваюсь клубком. Слезы все-таки прорываются, и я реву. Тихо, чтобы не прибежала Емцева, но так, что завтра наверняка буду напоминать китаянку.

Ну и пусть!

Зато вместе со слезами из меня вымывается вся злость. Вся боль. И тупое иррациональное желание позволить Омельчину все исправить.

А на следующий день мне не приносят никаких новых букетов.

Я должна чувствовать облегчение.

Я обязана его чувствовать. Ведь Омельчин послушал меня и отстал. Но почему-то только сильнее хочется ему врезать. Потому что никакое, блин, я не его желание. Поприсылал цветочки недельку и сдался! Значит, не настолько я желание, не настолько нужна ему, как говорил. Наверняка, увлекся Булавой или с кем у него там секс на одну ночь!

Вот поэтому перманентно хочется либо повыть, либо врезать. Все валится из рук: я уже разбила пару любимых чашек Катьки и заварник. Из сделанных мной работ тоже ничего не нравится, даже от Джорджа все чаще получаю разборы вместо «сносно», хотя стоит признать, что они дельные… Были бы, если бы я чувствовала себя чуть меньше таким унылым говном. От желания забиться в угол с килограммовым ведерком «Баскин Роббинс» не спасает ничего.

– Совсем скоро наш курс подойдет к концу, – говорит Джордж после очередных выходных. – Поэтому пора рассказать о формате дипломной работы. Напомню, что авторы самых интересных работ отправятся вместе со мной на Манхеттен и смогут познакомиться и пообщаться с известными фотографами.

Все тут же подвигаются вперед, перестают шептаться или чем-то шуршать. Ведь от этого зависит, светит тебе Нью-Йорк или нет.

Убедившись, что все внимательно слушают и выдержав театральную паузу, Джордж продолжает:

– Я долго думал над заданием, и понял, что для вас это должен быть настоящий вызов. Нечто сложное и интересное. Это может быть съемки медийной особы, коммерческие проекты с размахом, острые социальные темы. Чем острее, тем лучше. Покажите мне человека или историю, которые меня заинтересуют.

– Как я договорюсь с медийной особой о съемке? – спрашивает Николай.

– А это часть вызова самому себе. Тем более что вы все уже профи. У вас будет две свободные недели на то, чтобы заниматься исключительно финальной работой. Но не расслабляйтесь: все может оказаться сложнее, чем кажется.

О чем он вообще? У меня в голове ноль идей и Ник Омельчин.

А вот большинство задание не смущает

– Тоже мне вызов, – хмыкает Кристина, когда я случайно застаю ее с подружкой в буфете, – я лично знакома с Аленой Булавиной. Договорюсь с ней о съемке, вот тебе и медийная особа.

Булавой?

– Она разве сейчас не занята в рекламном проекте фитнес-центра в Индонезии? – спрашиваю я.

Кристина изо всех сил пытается скрыть удивление под маской «я вздернула нос так, что приходится держаться за перила, чтобы не навернуться с лестницы».

– У нее этих проектов масса, я за всеми не слежу.

– А-а-а, – тяну я. – Я решила, что вы близкие подруги.

– А ты ее откуда знаешь? – шипит эта змея.